– Пошли вы оба к собственной матери! – Эксперт резко повернулся, затерялся в толпе.

Крячко и Нестеренко надели на Грека наручники с ловкостью фокусников и, будто ребенка, забросили в подъехавшую машину. Гуров, словно швейцар, придерживал дверцу.

Когда машина тронулась, Станислав спросил:

– Так врезать гниде?

– За что? – инстинктивно воскликнул Грек.

– Когда выясним, за что, так убьем.

– Ты кого собираешься бить, его или меня? – спросил Гуров. – Судя по всему, господина полковника. Так ему и без того достанется. Скорее всего его ждет тюрьма, население которой не любит торговцев наркотиками.

– Чистой воды провокация! – вскричал Грек.

– Станислав, тебе случалось задерживать преступника, который не кричал бы о провокации? Вы же профессионал, полковник, у вас в кармане пакет с наркотиком, на пакете имеются ваши пальцы.

– Я был в перчатках!

Присутствующие рассмеялись.

– Четверых свидетелей хватит самому занудливому судье, – заметил Станислав.

Глава девятая

Гойда допрашивал Волоха, задавал те же вопросы, что задавал в свое время Гуров, но ответы получал иные. Волох категорически отрицал свою причастность к убийству десятника по кличке Курок. Бандит объяснял свое отсутствие в ресторане просто: дескать, вышли с корешем, покурили, когда вернулись, Курок направился в зал, а он, Волох, зашел в туалет, примостился там, разморило и соснул чуток.

Гойда не давил, не подлавливал на слове, тщательно все ответы записывал, так как решил, что дело никакой судебной перспективы не имеет и подозреваемого придется освободить.

Через некоторое время Гойда закрыл свою папочку и сказал:

– У меня все. Лев Иванович, имеете вопросы?

– Игорь Федорович, спасибо и до встречи. А мне с человеком еще потолковать требуется.

Следователь забрал свой потертый ученический портфель и ушел, а Волох взглянул в окно и затосковал.

– Прокуратура – это прокуратура, а МУР есть МУР, – философски заявил Гуров. – Ты обратил внимание, что следователь тебе ни единого вопроса о Витуне-Шарове не задал?

– А при чем тут Витун? – деланно удивился Волох.

– А при том, что мы его в лазарете под капельницей держим, от того он слегка молчаливый, хотя последние дни тоже сдавать стал. Я с ним чуток побеседовал, он уже признает: ездил с тобой и Курком. Вы вышли, а он в машине остался и услышал выстрел. А потом ты один в машину вернулся.

– А сам факта убийства не видел.

– Сегодня не видел, завтра лекарства давать перестанем, настоящая ломка начнется, он увидит. А чего ты в одного Витуна уперся? За столом много человек присутствовало. И не все твои друзья, далеко не все. Как начнем таскать на допросы да мотать, многие и задумаются, а с чего это Волох в группе верх держит? А где воровской «общак»? Вопросов много, на волю хочется, чего за чужие дела сидеть?

– Стоп! Вы слово дали, Лев Иванович! – сказал Волох.

– Верно, я слово дал, что о нашей частной беседе следователю прокуратуры не расскажу. – Гуров развел руками. – А защищать тебя от всех твоих грехов слова не давал. Извини.

– Я вам все рассказал, – Волох ссутулился.

– Меня интересуют люди, с которыми ты видел Грека.

– Мы только вдвоем встречались.

– Так не бывает, – убежденно сказал Гуров, хотя прекрасно понимал, что киллера Грек своему агенту ни при каких обстоятельствах показать не мог.

– Ну, был случай, – начал говорить Волох и замолчал. – Не стоит и вспоминать, я того мужика и не видел.

– Какого мужика? – быстро спросил Гуров. – Почему ты о нем вспомнил?

– Так, глупости, – Волох махнул рукой. – Договорились мы встретиться у кино «Повторный», на углу Никитской…

– Знаю.

– Я стою, жду. «Волга» черная останавливается, задняя дверца открылась, я сел, поздоровался. Стекло темное поднято, вижу, впереди сидит кто-то. Грек негромко свои вопросы задает, я отвечаю. Едем по Бульварному кольцу, пересекли Тверскую, на Петровском бульваре машина без всякой команды остановилась, мужик, сидевший впереди, вышел. Грек мне приказал не оборачиваться. Если бы он не вякнул, я бы на того мужика и внимания не обратил, а тут понял, не хочет Грек, чтобы я в заднее стекло мужика видел. А я любопытный до ужаса. Глянул, а на тротуаре никого нет, видно, он во двор вошел или в подъезд.

– А какой он из себя? – спросил Грек. – Высокий, маленький, на голове что надето? В какое время года было?

– В мае, кепка на нем, курточка, как на всех. Невысокий, собой плотненький.

– Ну, давай, а то обед пропустим, – Гуров вызвал конвой.

Гуров в своем кабинете листал газеты, сидящий напротив Станислав поглядывал на друга с удивлением.

– Станислав, ты кого-нибудь из пишущей братии лично знаешь?

– Когда я давал последнюю пресс-конференцию… – радостно начал Крячко, но Гуров его перебил:

– Перестань трепаться. Среди журналистов знакомые есть? Порядочные.

– Полагаю, они как все. Выгодно быть порядочным, так пожалуйста, а надо передернуть – умеем.

– Да, не высокого ты мнения о представителях нашей четвертой власти.

– У меня с властями вообще отношения не складываются. А высокого мнения я о своем начальнике…

– Прекрати. Мне необходимо организовать небольшую пресс-конференцию, не знаю, кого пригласить.

– Так как все равно не отгадаешь, приглашай из приличных газет.

– Да, позвонишь главному, чтобы прислал, он растреплется…

– Брось. Он потому и главный, что лишнего не говорит, а если ты попросишь, так никому слова не скажет, – убежденно заявил Станислав.

– Договорились, я зайду в «МК», а ты сиди на телефоне, вдруг наши сыщики чего нащупают.

Нестеренко и Котов искали человека среднего роста, плотного телосложения, иногда носит кепку, возможно, живет на Петровском бульваре, может быть, там работает.

В здание «МК» Гуров проник без труда, кабинет главного редактора обнаружил быстро, дальше начались сложности. Люди быстро перемещались по редакции, иногда толкались у кабинета главного. Гуров положил на стол секретарши коробку шоколадных конфет, прикрыл газетой, показал один палец, кивнул на дверь.

Он чувствовал себя неловко, так как был одет не «в цвет». Его безукоризненно отутюженный костюм, белая рубашка, сверкающие ботинки вызывали подозрение. Да и не мешало бы сбросить годиков двадцать.

– Откуда? – шепотом спросила секретарша.

– Из главка, – невнятно ответил он, а девушка постеснялась уточнять.

В глазах главного Гуров прочитал одновременно два призыва: «Добро пожаловать» и «А не пошел бы ты…»

– Здравствуйте, извините за беспокойство, – сказал Гуров, положил на стол свое удостоверение.

– Здравствуйте, – ответил главный и отодвинул удостоверение с таким видом, словно полковники главка МВД постоянно толкутся у него под дверью. – Я вас слушаю.

– Вопрос у меня сложный. Мне требуется переговорить с тремя корреспондентами. Они должны быть сдержанны, корректны и молчаливы.

Главный расхохотался, отчего сразу стал выглядеть моложе и симпатичнее.

– Я хочу пояснить, – продолжал Гуров. – Мне требуется человек от вас, из «Литературки» и «Известий». Выбор я предоставлю вам. Если о нашем разговоре узнают, у меня будут серьезные неприятности.

– Но ведь журналистам вы представитесь?

– Естественно.

– Вы сильно рискуете. Понимаете, если журналист пишет дежурные слова «как нам стало известно из информированных источников», это одно дело, ежели простенько написано: «как заявил старший уполномоченный по особо важным делам полковник милиции Лев Иванович Гуров», то материал начинает звенеть металлом, то есть скандалом. Для нас это тираж. А почему бы вам не дать нам эксклюзивное интервью? С портретом, с продолжением?

– Извините, Павел, особенно мне интересен портрет. Понимаете, не все уголовники знают меня в лицо. Я вам обещаю, когда эта история закончится, я дам вам самое подробное интервью. Я вас очень прошу, предупредите своих ребят, чтобы они были милосердны. Скажите несколько слов обо мне, намекните – в нашей профессии не принято обращаться к прессе. Но я убежден, журналисты смелые, честные парни.